…Видела эта дорога и Ивана IV, торопившегося в бессчетный раз отмолить свои грехи, за которые он посмертно был повсеместно прозван Грозным, видела и "тишайшего" царя Алексея Михайловича. Видела юного Петра, мчавшегося в лавру, чтобы укрыться за ее стенами от подосланных сводной сестрой Софьей убийц. Многих видела эта дорога - и пеших, и конных, и давно уже не в диковинку ей были кареты с царским гербом... 70 верст от первопрестольной до лавры - за один день не доедешь, тем более, что путь на богомолье следует совершать, пребывая в молитвах и благочестивых раздумьях. И потому встали у дороги дворцы для знатных особ, где могли бы они передохнуть и набраться сил для дальнейшего шествования к святым местам. Один такой дворец был в Софрине, это всего в трех верстах от Могильцев. В духовной грамоте удельного верейского князя Михаила Андреевича упоминался Иван Сафарин - "сурожский гость" (крымский купец), человек предприимчивый, независимый и богатый. Шутка сказать, сам князь Михаил задолжал ему немалые деньги - "пятьдесят рублев, без трех рублев, да без двух гривен", каковую сумму, будучи человеком порядочным, а еще пуще того боясь загробного наказания за неотдачу долга, и указал князь в своем завещании. В XVII веке стало Сафарино "государственным дворцовым селом". К концу века село отдали боярину Федору Салтыкову, дочь которого - Прасковья - вышла замуж за царя Ивана Алексеевича, старшего брата Петра. Позже село снова переходит в казну, вернее, приписывается к собственным вотчинам императрицы Елизаветы Петровны. Она бывала здесь у своей тетки - царицы Прасковьи, приезжала с двоюродной сестрой Анной - будущей императрицей Анной Ивановной. За 1728 год сохранилось известие о пешем походе цесаревны на богомолье в Троице-Сергиев монастырь. Шла она по 5-10 верст, потом останавливалась на отдых в роскошном шатре. "Привал" продолжался и день, и два. Елизавета каталась верхом, ездила на соколиную охоту, а то вдруг, потеряв интерес к предстоящему богомолью, садилась в карету и возвращалась в Москву. Но там снова ее посещала охота побывать у угодников, и наследницу престола опрометью везли на прежнее место... Сохранились любопытные документы о приезде Елизаветы в Софрино в 1742 году - первом, как стала она государыней всея Руси! В дворцовую контору поступило паническое донесение о том, что "в селе Сафарине пива, полпива, штей и к заготовлению оного солодов, и меду сырцу, и хмелю, и листы, и прочих к тому припасов и посуды, и кому б оное варить, пивоваров, и полупивоваров, и медоваров, и мясников никого не имеется, тако ж ситов, ливеров, насосов, бутылок, и корешков, и муки крупчатой, и масла всякого, и огородных, садовых к столу никаких овощей также не имеется, а равно и денег в вотчинной канцелярии нет". Неторопливая, заевшаяся на казенных хлебах контора обычно на все бумаги реагировала одинаково: пусть вылежатся... Однако ж в денном случае проявила прыть неимоверную. Все требуемое было тотчас же отправлено специальным обозом, которым верховодил мундшенк (это значит - отвечающий за кормление двора в пути) Степан Загоскин. Тогда же архитектору Михаилу Земцову было поручено исправить в постройках обветшавшие части. Нам не посчастливилось отыскать документы, в которых были бы увековечены подробности торжественного въезда Елизаветы в Софрино, но представить себе царский поезд мы можем легко, потому что дошло до наших дней свидетельство дипломата Адольфа Лизека. Оно написано, правда, несколько раньше, но в нем дан надолго сохранившийся ритуал подобных выездов. "Впереди шли 250 скороходов без музыки и барабанного боя, неся в руках поднятые вверх бичи, блестевшие золотом. За ними везли в крытых телегах запасную казну, образа, оружие, постели, платье царя, царицы, царевичей и царевен, белье и принадлежности царской мыльни; в так называемую поборную телегу складывались подносимые государю дорогие вещи. В прочих запасных телегах уложены были разъемные столы, разъемные кровати, стулья резные и другая домашняя утварь... За царевым поездом следовал царицын; свита царицы также отличалась многочисленностью и великолепием". За свою многовековую историю Софрино сменило немало владельцев. Фамилии одна громче другой: Салтыковы, Головкины, Ягужинские... Полководцы, дипломаты, обладатели высших чинов Российской империи... …Последней владелицей Софрина стала Варвара Николаевна Ягужинская. Тут переплелись несколько дворянских родов. Сама Варвара Николаевна в девичестве - Салтыкова, ее муж - генерал-лейтенант Сергей Ягужинский, сын Павла Ягужинского, одного из ближайших сподвижников Петра I ("Если что Павел осмотрит, то это так верно, как будто я сам видел", - говаривал Петр). В отличие от Салтыковых Ягужинские древностью похвастаться не могли. Павел Иванович был сыном органиста лютеранской церкви в Старых садах на Покровке. Своей смышленостью он понравился Александру Даниловичу Меншикову и благодаря ему попал в царский дворец - история в петровские времена обычная. Когда А. С. Пушкин писал историю Петра I, он захотел быть представленным графине. "Я не делю общества с рифмачами и писаришками", - надменно ответила Варвара Ягужинская. Ей возразили, что Пушкин принадлежит к одной из древнейших дворянских фамилий. На это, нимало не смутившись, графиня ответила, что если бы он не был прикосновенен к писательству, то она охотно бы приняла его и добавила: "Он напечатает то, что я могла бы ему сообщить или рассказать, и Бог знает, что из этого может выйти". Досадно, конечно, что из-за каприза старой графини не побывал Пушкин в описываемых нами местах. Но с какой все-таки стати Ягужинская, аристократка до кончиков ногтей, заговорила вдруг языком гоголевского городничего? Помните? "Разнесет по всему свету историю" - и далее разные бранные слова одного пошиба с графининым "писаришкой"... В.В. Вересаев, из чьей книги "Спутники Пушкина" заимствован этот эпизод, приводит вот такой довод Варвары Николаевны: "Моя бедная свекровь умерла в Сибири с вырезанным языком и высеченная кнутом, а я хочу спокойно умереть в своей постели в Сафарине". Вторым браком Анна Ягужинская, свекровь Варвары Николаевны, вышла замуж за Михаила Петровича Бестужева-Рюмина, русского дипломата, проведшего большую часть жизни за границами России. …Нетрудно догадаться, сколь многого ожидал Александр Сергеевич от знакомства с архивом Салтыковых, Головкиных, Ягужинских и Бестужевых-Рюминых! Как был огорчен (а, зная Пушкина, можно предположить, что взбешен!) оскорбительным отказом графини! Современники писали о ней, как о "сложной натуре". (Вересаев, в сердцах, просто напишет - глупа!) …Она дожила до весьма преклонного возраста, умерла, как и желала того, в своей усадьбе, и похоронена в подклети софринской церкви. Графиня была бездетной, и род на ней пресекся. Побывавший вскоре в этих местах историк А.А. Мартынов написал, что "дом пришел в полное обветшание, в коробовых и стрельчатых сводах образовались разъедины, оконца перебиты и все обветшало и валится". И, верный правилу не рисовать своих героев одною краской, добавлю, что еще в 1833 году Ягужинская, к великому неудовольствию окрестных помещиков, освободила своих крестьян - "вечно на волю в звании свободных хлебопашцев". И раб судьбу благословил... До нашей поры сохранилась в местной церкви чугунная доска, надпись на которой подробно повествует об этом деянии: "В 1833 году с высочайшего утверждения сие село Сафарино с деревнями Клиниковой и Бурдаковой в числе 273-х мужского пола душ отпущены вечно на волю в звании свободных хлебопашцев с большим количеством земли, на коей находится хороший строевой лес, и вся дача изобилует прекраснейшими пажитями, лугами и лесами, а крестьяне находятся теперь в отличном благосостоянии".

    Цитируемую книгу летом 2004 года можно было купить в храме Иоана Богосолва в с. Могильцы. Книга также полностью имеется в ИНТЕРНЕТЕ. Оказывается, Софрино "прославилось" еще и тем, что не пожелало принять у себя великого поэта. Можно себе представить, какова была бы у села слава, если бы приезд А.С. Пушкина состоялся… Известно, что Могильцы посещал Павел Первый.